— Тебе, Томас, лучше всего вообще молчать, — сухим, бесцветным голосом поведала она ему.

— Еще чего! — похабно ухмылялся Томас. — Может, я хочу быть следующим? Или мне уже нужно становиться в очередь?

Полли глядела на Томаса и понимала, что он тряпичный, да вдобавок еще и гнилой, что ей одного рывка хватит, чтоб порвать его на мелкие лохмотья, а может, и рывка не понадобится, достаточно просто его оттолкнуть и он треснет по швам.

Здоровенная лапища легла ей на грудь.

Все. У всего есть предел, и любому терпению приходит конец. Ледяная ярость превратилась в белый пламень.

Левой рукой Полли ухватила Томаса за грудки и одним рывком нагнула.

— Чтоб я больше никогда тебя не видела! Никогда! — прошипела она ему в лицо и отвесила оглушительную оплеуху.

Голова Томаса смешно дернулась. Он открыл рот, чтоб завопить.

— Никогда! — повторила Полли и ударила еще раз. Томас подавился криком.

— Никогда! — повторила она в третий раз, и от очередной оплеухи у Томаса лязгнули зубы.

— Ы-ы-ы… — выдавил он из себя, хватая ее за руки, пытаясь их выкрутить.

— Так до тебя, значит, не дошло, — яростно прошептала Полли.

То, что она сотворила потом, показалось настолько невероятным, что впоследствии сам Джориан Фицджеральд, прозванный Безумным Книжником, счел это деянием, заслуживающим всяческого внимания, и внес в "Хроники замка Олдвик", в разряд "Удивительные и небывалые происшествия".

Ухватив Томаса за пояс, Полли подняла его в воздух так, словно он и в самом деле был тряпичным, а потом, как следует его раскрутив, с маху шваркнула о стену. Уцелел он единственно в силу крепости костей, изрядного слоя подкожного жира, а также несомненной везучести, увы, встречающейся время от времени у подобных типов.

— Герцогу пожалуюсь, — придя в себя, проскулил Томас.

— Я здесь. Можешь начинать, — донеслось от двери.

Захлопнутая дверь была вновь открыта, и в дверном проеме стоял герцог.

— Что начинать, милорд? — в ужасе пролепетал Томас.

— Жаловаться, — нехорошо ухмыльнулся герцог. — Ведь именно этим ты и грозил Полли? Или я чего-то не понял?

Вот уж к чему Томас не был готов, так это дать его светлости немедленный отчет о происшедшем. Он предпочел бы и вовсе об этом не заикаться. Одно дело — припугнуть эту бешеную, совсем другое — и вправду рассказать герцогу… что?! Что ему сказать?! Как отовраться?!

— Ваша светлость, она…

— Да-да, я слушаю тебя, Томас… так что же "она"?

— Она избила меня…

— Девушка побила тебя, Томас? Как интересно. И за что?

— Она сумасшедшая, милорд! Просто бешеная! Видит бог, я не трогал ее, пока она была девушкой, но теперь-то, после того, как она приголубила вашего шута, теперь-то чего? Вот я и пригласил ее поразвлечься. Она мне давно нравилась. Ну ладно, допустим, я ей не нравился, так и сказала бы, что, мол, ищи себе другую, я ж ничего — отстал бы. Так нет же! Она на меня так кинулась, словно я ей горло перегрызть пытался. А может, я правильно угадал? Может, в очередь становиться надо было? А еще скажу, вот вы говорите "девушка тебя побила", а ведь и верно, как могла слабая девушка побить большого и сильного меня? Есть такой способ? — спросите вы, и я отвечу — нет, милорд, нет такого способа! Кроме одного, милорд. И хоть мне и жаль ее прекрасных глаз, я вынужден, в заботе о вашей светлости, сказать: ваша светлость — она ведьма. Как же я раньше не догадался?! Ведьма она.

— Что?!! — взвыла Полли.

— Ведьма она! — выкрикнул Томас. — Она меня сил лишила, в воздух подняла, на стену кинула! Она и вас околдует, милорд!

— Ваша светлость, не верьте ему! — в отчаянии вскричала Полли.

"Да что ж это такое! Неужто его светлость поверит этой насквозь прогнившей тряпичной кукле, от которой за милю смердит тухлым тряпьем?! Неужто эта гнусная сплетня разнесется по замку?! Что о ней подумают? А как она Хью в глаза посмотрит после такого?!"

— Ваша светлость!

— Помолчи, Полли!

— Вот-вот, — злобно хихикнул Томас. — Помолчи, Полли!

— А ты послушай, Томас, — продолжал герцог. — Я позволил тебе говорить с единственной целью. У меня была маленькая надежда, что ты одумаешься и повинишься. Но ты лжешь своему герцогу!

— Клянусь госпо…

Широкая ладонь герцога мгновенно запечатала отверстую пасть Томаса.

— Не смей! — коротко приказал герцог, и Томас испуганно съежился. — Ложная клятва именем божьим, да ты в уме ли, Томас? Я слышал все, что было сказано в этой комнате, — продолжал герцог. — Все, Томас. С того самого торжествующего "попалась!", которое ты выплюнул с таким наслаждением! Собственно, мне следовало вмешаться раньше, но я понадеялся, что Полли справится сама. Как видишь, я не ошибся в ней. А вот в тебе я ошибся, Томас. Страшно ошибся. Нельзя было попускать тебе мелкие пакости в надежде, что увещевания исправят тебя! До каких же пределов низости должен дойти человек, чтоб обвинить нравящуюся ему девушку в колдовстве! А ты подумал, что с ней будет, если я поверю? Одним словом… пошел вон, Томас!

— Как… то есть… как — вон… милорд? — жалко пролепетал Томас.

— А вот так, Томас! Вон. Насовсем. Прочь из замка. Прочь с глаз моих, чтоб я тебя больше не видел.

Изнемогающий от невыплеснутой обиды и затаенного гнева, сгорающий со стыда — подумать только, его девушка побила, и кто — милая, нежная Полли! — трясущийся от унижения, неудовлетворенного желания и злобы Томас плелся по замку. К выходу.

Милорд герцог сказал "вон!".

А все из-за этого коротышки! Шута проклятого! Отобрал у Томаса все. Все отобрал! Расположение герцога, красотку Полли, непыльную работу, уважение нижестоящих — все! Всего этого он лишился в единый миг по злой воле проклятого коротышки, гнусного Хьюго Одделла. Ох, как же он его ненавидит!

Коротышка шел ему навстречу, погано ухмыляясь.

Радуешься небось? Ничего, сейчас я тебе радость-то твою подпорчу!

Томас — откуда сила взялась? — подскочил к Шарцу и, гаденько ухмыляясь, зачастил:

— А ты смейся-смейся… это все здорово у тебя получилось! Просто блеск! Раз — и нету Томаса! А гордый Хьюго на его месте сидит и сливки ложкой хлюпает! Восхитительно сделано! А только и я в долгу не остался. Пока ты шлялся, строя свои гнусные козни, я затащил милашку Полли в подвал, и, как она ни пищала, как ни вырывалась, пришлось ей проделать все, чего я потребовал, понял?

Злорадно заглянув в глаза ненавистного соперника в надежде найти там ярость и страдание, смятение и стыд, Томас вдруг наткнулся на черную бездну. Глубокую, непередаваемо черную бездну, рядом с которой любая ярость была неполной, любая смерть плоской. С воплем ужаса он попытался отшатнуться, но было поздно.